Шрифт:
Закладка:
Пока я произносил эти слова, перед глазами возникли лица погибших братьев. Вот скромный Норф, а вот Илай, который сумел вырваться из плена Сияющей смерти. Затем я подумал о матери, дожидавшейся меня дома, и обо всех тех, кто живет сейчас и кому еще предстоит родиться. Я крепко сжал руку Майры и сказал:
– Эта сокровищница знаний дождется наших потомков. Поколение будет сменять поколение, и смертные будут приходить сюда и учиться у Древних, пока однажды не сравняются с ними в мудрости – а может быть, даже превзойдут!
Ночь богов
Глава 1. Титаны на марше
Глен искоса посмотрел на меня, и его руки непроизвольно потянулись ко второму штурвалу. Юное лицо моего товарища посерело от усталости.
– Спокойно! – Я с трудом узнал собственный голос. – Вряд ли ты улетишь на этой посудине дальше, чем я.
Раскурив сигарету, Глен сунул ее мне в рот.
– Шон, ты спятил. Нельзя же совсем без сна.
Я с улыбкой мотнул головой в сторону изрешеченного пулями лобового стекла. Снаружи пропеллеры перемалывали серый туман. Мы летели где-то над Тихим океаном, направляясь на восток.
– Погода нелетная. Бог знает, куда нас занесет. Может, в Токио приземлимся. Не на воду же садиться. Что внизу?
Выглянув наружу, Глен криво ухмыльнулся:
– Вода, что ж еще? Без конца и края. Но тебе надо передохнуть!
Передохнуть? Куда там! Я не осмеливался сказать Глену, почему не могу пустить его за штурвал: он решит, что я совсем слетел с катушек. Как объяснить, что я принимаю сигнал… из ниоткуда?
Какой только дряни я не наглотался. Вот уже несколько недель япошки бомбили островную базу и сбивали наших одного за другим. Разумеется, мы все равно взлетали. Надеялись на подмогу из Австралии или от Тихоокеанского флота. Пилотов осталось ничтожно мало! Я еле ноги волочил от усталости, но постоянно ждал команды «На взлет!», чтобы отбивать атаки превосходящего противника. Чуток помогал тиамин, да и другие стимуляторы. Я даже жевал местный наркотик – бетель или как там его. Нервы были натянуты до предела. Меня одолевала физическая усталость, а разум приобрел сверхчувствительность.
Вчерашняя атака…
Я шепотом чертыхнулся. Удалось ли япошкам захватить базу? Пока мы болтались наверху в тумане, пропала радиосвязь. Внезапно мы оказались одни посреди серой пустоты. Во время боя забрались севернее базы, а потом я промахнулся мимо острова, и вот теперь мы с Гленом летели, пытаясь поймать нашу волну и найти место для посадки, пока не закончилось топливо.
А япошки глушили радио.
Мы пробивались сквозь низкую облачность, одолеваемые отчаянием, готовые встретить свой конец. Меня охватило чуткое спокойствие, впервые за долгий срок в голове было пусто. Наркотические вещества, видимо, как-то стимулировали восприятие.
И я услышал зов.
Он долетел до меня из туманной мглы. В нем не было слов, не было звука; он отличался от всего, что я когда-либо испытывал. Никакими прилагательными не смог бы я описать это послание.
Меня звали куда-то. И мой разум обратился на юг, подобно стрелке компаса, которую тянет к магнитному полюсу невидимая сила.
Я устремился туда, словно железный корабль, влекомый на погибель сказочной магнитной горой.
Трижды в своей жизни я слышал этот зов. Но никогда еще он не был так силен!
Первый раз это случилось на болотах Эверглейдс, во Флориде. Тогда меня терзала лихорадка, нервы были взвинчены до предела. Потом – в Андах: меня занесло снегом, все кости ныли из-за огромной разницы в высоте. Зов шел с востока, – во всяком случае, мне так казалось.
А год назад послание настигло меня, когда я кутил в маленьком порту на побережье Бирмы. Я был мертвецки пьян, практически в белой горячке. Но тот зов невозможно было спутать ни с чем.
И вот теперь я услышал его в четвертый раз, этот беззвучный невообразимый набат, доносящийся из неведомой дали. Он затрагивал какую-то струну внутри меня, и она вибрировала, пуская сквозь мозг волны дурмана. Зов откатывался и снова обрушивался, будто прилив. Душа и тело рвались ответить.
Что-то звало!
Звало меня!
Вспомнился Орфей, который даже мертвеца из могилы мог выманить звуками своей лиры. Но этот зов не был музыкой. Его даже нельзя было услышать.
Где-то внутри неведомый мне орган чувств, заходясь от восторга, откликался на него. Безумие или нет, призрак или реальность – мне уже было почти все равно. Тело сковала смертельная усталость. Я управлялся с самолетом машинально, на голых рефлексах. Передо мой светились датчики. Вокруг кабины струились серые обрывки тумана. Рядом Глен Керк курил одну сигарету за другой, то и дело нервно поглядывая на топливомер. Горючки хватило бы еще надолго, имелся и запасной бак. Но мы ведь сами не знали, куда летим.
Где-то в тумане что-то звало меня. Но что?
Этот зов я ощутил уже трижды и ни разу не откликнулся. А теперь…
– Шон.
– Да. – язык еле ворочался во рту.
– Я покрутил настройку. Тишина на всех частотах. Вообще не представляю, где мы.
– У меня в кармане куртки бренди. Глотни и расслабься.
Краем глаза я наблюдал, как Глен подносит к губам флягу. За последние месяцы я близко узнал этого мальчишку – так близко, как только могут узнать друг друга двое мужчин, сражающихся бок о бок. Не раз он спасал мне жизнь, и я не оставался в долгу.
Совместные полеты сближают. Глен рассказал немало о его деревушке в Иллинойсе, о доме, где выпестовали уже не одно поколение Керков, о колледже, в котором он учился на врача. Ему было что терять, не то что мне, ведь я с юных лет бесцельно болтался по свету и родных у меня не осталось. Но я понимал, что значат для Глена та деревушка и живущие в ней люди: будущее в любимых родных краях. Он вспоминал охоту в осенних лесах, горящий очаг в теплой лесной хижине, укутанные снегом окошки – многое, что было мне совершенно чуждо. И все же…
– Когда все это закончится, приезжай к нам, – как-то предложил Глен. – Ты моим понравишься, да и они тебе тоже. Отпразднуем День благодарения. Мама такой гарнир к индейке готовит – ты отродясь ничего подобного не пробовал. И с Полой познакомлю.
День Благодарения мне случалось отмечать. В разных обстоятельствах. Однажды лакомился жареной мартышкой где-то в Венесуэле на берегу Ориноко. В другой раз был стейк из оленины
